Человек как символическое животное определил. Человек – животное символическое. Тема: Феномен бытия человека

В истории философии человека пытались понять с помощы психологической интроспекции. Э.Кассирер предложил в «Философии символических форм» альтернативный метод. Он исходит из предпосылки, что если существует какое-то определение природы или «сущности» человека, то это определение может быть понято только как функциональное, а не субстанциональное.

Отличительный признак человека - его деятельность . «Фи­лософия человека», следовательно, такая философия, которая должна прояснить для нас фундаментальные структуры каждого из видов человеческой деятельности и в то же время дать возможность понять ее как органическое цепое .Язык , искусство , миф , религия - это не случайные, изолированные творения, они связаны общими узами. Что касается философии культуры, то она у Кассирера начинается с утверждения, что мир человеческой культуры не просто скопление расплывчатых и разрозненных фактов.

С эмпирической или исторической точки зрения кажется, будто достаточно собрать факты человеческой культуры, чтобы разгадать и сам феномен. Кассирер отдает предпочтение тезису о разорванности человеческой культуры, ее исходной разнородно­сти. Человеческую культуру в ее целостности можно, по Кас сиреру, описать как процесс последовательного самоосвобожде­ния человека. Язык, искусство, религия, наука - это различные стадии этого процесса.

Если Финк полагает, что культ, миф, религия, поскольку они человеческого происхождения, равно как и искусство, уходят своими корнями в бытийный феномен игры, то Кассирер выводит феномен культуры из факта несовершенства биологической природы человека. Человек утратил свою первоначальную приро­ду. Мы не можем сказать, почему это произошло. Ученые говорят о влиянии космических излучений или радиоактивности, месторождений радиоактивных руд, которые вызвали мутации в меха­низме наследственности. Сходный регресс - угасание, ослабление или утрата некоторых инстинктов - не является, вообще говоря, абсолютно неизвестным природному миру.

«Частичная утрата (ослабленность, недостаточность, поврежденность) коммуникации со средой обитания (дефект плана деятельности) и себе подобными (дефект плана отношений) и есть первоначальное отчуждение , исключавшее прачеловека из прир­одной тотальности. Данная коллизия глубоко трагична. Как трагедия она и осмыслена в мифе об изгнании перволюдей из рая, причем в мифе метафорически воплощено представление об Утрате как планадеятельности («съедение запретного плода»), так и плана отношений в сообществе («первородный грех»). «Изгнанный» из природной тотальности, ставший «вольноотпущенником природы», как назвал человека Гердер, прачеловек оказывается существом свободным, то есть способным игнорировать «мерки вида», преступать непреложные для «полноценных» животных табу, запреты, но лишь негативно свободным: не имеющим позитивной программы существования» (Вильчек Вс.) .

Социальность, культурные стандарты диктуют человеку иные, нежели биологическая программа, образы поведения. Инстинкты в человеке ослаблены, вытеснены чисто человеческими потреб­ностями и мотивами, иначе говоря, «окультурены». Дейст­вительно ли притупление инстинктов - продукт исторического развития? Новейшие исследования опровергают такой вывод. Оказывается, слабая выраженность инстинктов вызвана вовсе не развертыванием социальности. Прямая связь здесь отсутствует.

Человек всегда и независимо от культуры обладал «приглу­шенными» неразвитыми инстинктами. Виду в целом были при­сущи лишь задатки бессознательной природной ориентации, помогающей слушать голос земли. Идея о том, что человек плохо оснащен инстинктами, что формы его поведения мучительно произвольны, оказала огромное влияние на теоретическую мысль. Философские антропологи XX века обратили внимание на извест­ную «недостаточность» человеческого существа, на некоторые особенности его биологической природы.

Например, А. Гелен полагал, что животно биологическая организация человека содержит в себе определенную «невосполненность». Однако тот же Гелен был далек от представления, будто человек на этом основании обречен, вынужден стать жертвой эволюции. Напротив, он утверждал, что человек не способен жить по готовым стандартам природы, что обязывает его искать иные способы существования. Сравним у Тютчева:

Иным достался от природы

Инстинкт пророчески слепой,-

Они им чуют - слышат воды

И в темной глубине земной…

Что касается человека как родового существа, то он был природно инстинктуально глух и слеп… Человек как биологическое существо оказался обреченным на вымирание, ибо инстинкты в нем были слабо развиты еще до появления социальной истории. Не только как представитель общества он был приго­ворен к поискам экстремальных способов выживания, но и как животное.

Однако природа способна предложить каждому живому виду ^цо^ество шансов. Оказался такой шанс и у человека. Не имея четкой инстинктуальной программы, не ведая, как вести себя в конкретных природных условиях с пользой для себя, человек бессознательно стал присматриваться кдругим животным, более прочно укорененным в природе. Он как бы вышел за рамки видовой программы. В этом проявилась присущая ему «особость»; ведь многие другие существа не сумели преодолеть собственную природную ограниченность и вымерли.

Но чтобы подражать животным, нужны какие-то проблески сознания? Нет, вовсе не нужны. Способность человека к подра­жанию не исключительна. Этот дар есть у обезьяны, у попугая… Однако в сочетании с ослабленной инстинктивной программой склонность к подражанию имела далеко идущие последствия. Она изменила сам способ человеческого существования. Стало быть, для обнаружения специфичности человека как живого существа важна не человеческая природа сама по себе, а формы его бытия.

Итак, человек неосознанно подражал животным. Это не было заложено в инстинкте, но оказалось спасительным свойством. Превращаясь как бы то в одно, то в другое существо, он в результате нетолько устоял, но постепенно выработал определен­ную систему ориентиров, которые надстраивались над инстинкта­ми, по-своему дополняя их. Дефект постепенно превращался в известное достоинство, в самостоятельное и оригинальное сред­ство приспособления к окружающей среде.

«Человек обречен на то, чтобы все время, - пишет Ю.Н. Да­выдов, - восстанавливать нарушенную связь с универсумом…». Восстановление этого нарушения есть замена инстинкта принци­пом культуры, то есть ориентацией на культурно значимые предметы. Концепция символического, игрового приспособле­ния к природному миру разработана в трудах Э.Кассирера. Отметим также, что социокультурная ориентация философии обострила интерес к категории символа, символического. Сим­волическое стало фундаментальным понятием современной философии наряду с такими, как наука, миф, телос, язык, субъект и т.п.

Поле исследований символического велико: философская герменевтика (Г.Гадамер), философия культуры (И.Хейзинга), философия символических форм (Э.Кассирер), архетипы кол­лективного бессознательного (К.Юнг), философия языка (Л.Витгенштейн, Ж.Лакан и др.). Исследования символического представлены в концепции символического интеракционизма (Дж.Мид, Г.Блумер, И.Боффман), где символическое рассмат­ривается как «обобщенный другой».

Кассирер намечает подступы к целостному воззрению на человеческое бытие как протекающее в символических фор­мах. Он обращается к трудам биолога И. Юкскюля, последо­вательного сторонника витализма. Ученый рассматривает жизнь как автономную сущность. Каждый биологический вид, раз­вивал Юкскюль свою концепцию, живет в особом мире, недоступном для всех иных видов. Вот и человек постигал мир по собственным меркам.

Юкскюль начинает с изучения низших организмов и после­довательно распространяет модели их на другие формы органи­ческой жизни. По его убеждению, жизнь одинаково совершенна всюду: и в малом и в великом. Каждый организм, отмечает биолог, обладает системой рецепторов и системой эффекторов. Эти две системы находятся в состояний известного уравновешивания.

Можно ли, спрашивает Кассирер, применить эти принципы к человеческому виду? Вероятно, можно в той мере, в какой он остается биологическим организмом. Однако человеческий мир есть нечто качественно иное, поскольку между рецепторной и эффекторной системами развивается еще третья система, особое соединяющее их звено, которое может быть названо символичес­кой вселенной. В силу этого человек живет не только в более богатом, но и качественно ином мире, в новом измерении реальности.

Животные реагируют на внешний стимул непосредственно, у человека же этот ответ должен подвергнуться еще мысленной обработке. Человек живет уже не просто в физической, но и символической вселенной . Это символический мир мифологии, языка, искусства и науки, который сплетается вокруг человека в прочную сеть. Дальнейший прогресс культуры только укрепляе эту сеть.

Кассирер отмечает символический способ общения с миром у человека, отличный от знаковых сигнальных систем, присущих животным. Сигналы есть часть физического мира, символы же, будучи лишенными, по мысли автора, естественного, или субстан­циального, бытия, обладают прежде всего функциональной цен­ностью . Животные ограничены миром своих чувственных вос­приятий, что сводит их действия к прямым реакциям на внешние стимулы. Поэтому животные не способны сформировать идею возможного. С другой стороны, для сверхчеловеческого интеллек­та или для божественного духа, как подмечает Кассирер, нет различия между реальностью и возможностью: все мысленное становится для него реальностью. И только в человеческом интеллекте наличествует как реальность, так и возможность.

Для первобытного мышления, считает Кассирер, весьма труд­но проводить различие между сферами бытия и значения, они постоянно смешиваются, в результате чего символ наделяется магической либо физической силой. Однако в ходе дальнейшего развития культуры отношения между вещами и символами проясняются, как проясняются и отношения между возмож­ностью и реальностью. С другой стороны, во всех тех случаях, когда на пути символического мышления выявляются какие либо препятствия, различие между реальностью и возможностью также перестает ясно восприниматься.

Вот откуда, оказывается, родилась социальная программа! Первоначально она возникала из самой природы, из попытки уцелеть, подражая животным, более укорененным в естественной среде. Потом у человека стала складываться особая система. Он стал творцом и создателем символов. В них отразилась попытка закрепить различные стандарты поведения, подсказанные други­ми живыми существами.

Таким образом, у нас есть все основания считать человека «незавершенным животным». Вовсе не через наследование бла­гоприобретенных признаков он оторвался от животного царства. Для антропологии ум и все, что его занимает, относится к области культуры. Культураже не наследуется генетически. Из приведен­ных рассуждений вытекает логический вывод: тайна культуроге неза коренится в формировании человека как символического животного.

Литература

Бородай Ю.М., Психоанализ и «массовое Искусством /Массовая куль тура: иллюзии и действительность, М., 1975, С,139-183.

Вильчек В.М., Прощание с Марксом: Алгоритмы истории.-М., 1993.

Гуревич П.С., Эрнст Кассирер: феноменология мифа /Философские науки, 1991, № 7, С.91‑97.

Гуревич П.С, Султанова М.А, Первооткрыватель философии символизма /Философские науки, 1993, № 4-6, С,100-116.

Тавризян Г.М, О.Шпенглер, И.Хейзинга: две концепции кризиса культуры, М., 1989.

Вопросы для повторения

1. В чем трудности орудийно эволюционной концепции культурогенез

2. Возможно ли объяснить культуру из натуралистических предпосылок?

3. Правда ли, что играть может только человек?

4. Отчего культура, возникнув из игры, отдалилась от нее?

5. Чем объясняется возникновение табу и тотемов в культуре?

6. Как можно раскрыть формулу: «человек - символическое животное»?

С помощью символических форм Э. Кассирер в своих трудах объясняет семиоти-ческие концепции человека и культуры, в которых homo рассма-тривается как «животное символическое», а культура как умение создавать символы. Основатель семиотики Э. Кассирер все формы культуры (язык, искусство , мифологию, религию , науку) представ-ляет как виды символической деятельности. В рамках каждого вида создается свой язык, знаки которого поначалу имеют сходство с тем, что они отображают. Постепенно сходство утрачивается, а сам знак становится абстрактным символом, которому можно приписать дру-гие значения. Поэтому иногда язык из средства понимания превра-щается в код, требующий расшифровки. Знание языка становится признаком принадлежности к группе, то есть, удобным средством идентификации.

Семиотика языка

Не-мецкий философ Эрнст Кассирер рассматривал язык в качестве главного фактора антропогенеза , основного параметра в становлении антропоса. Язык — это такой вид деятельности, который выделяет человека из чисто природного существования. Точнее, язык у Касси-рера — символическая деятельность.

Семиотика культуры

Культура в его концепции пред-стает как созданная человеком символическая среда (неприродная реальность), воздвигнутая между ним и миром физической природы. Она является чем-то вроде буфера и одновременно опосредующим звеном, помогающим антропосу вживаться в мир и познавать его.

Семиотика человека

Кассирер в поиске ответа на насущный вопрос антропологии — что есть человек — размышляет, что мы не можем определить его через «сущность», потому что не можем найти такие свойства и качества антропоса, которых бы не было у животных. Мы не можем определить человека через способности и инстинкты, потому что они свойственны также животному миру. Поэтому Э. Кассирер предлагает определять основы человеческого бытия через деятельность. При этом философ убежден, что «непрерывность и феномен человека подчиняется тем же законам, которым подчиняется общий процесс органической жизни», то есть, эволюция человека продолжает закономерные процессы развития природного мира. Удостоверяя биологическую сущность человека, Кассирер создает свою формулу его описания по аналогии с предшествующими дефинициями («чело-век — это трудящееся животное», «человек — животное разумное», «человек — говорящее животное»). Кассиреровское определение зву-чит следующим образом: «человек — животное символическое ». Умение создавать символы отличает человека от всех других живых существ.

В отличие от животных, непосредственно воспринимающих окружающую действительность, человек создает вокруг себя «зна-ковую среду», собственно культуру. Он воспринимает мир не на-прямую (стимул — реакция), а опосредованно, через образы и представления, возникшие в нашем сознании . Представьте себе го-лодного зверя , которого неприятные ощущения в желудке вынуж-дают к непосредственному действию добывания пищи . Человек же действует как будто по велению разума, а не желудка. Он успевает подумать: хочется кушать, пора идти в столовую, или приготовить что-нибудь. Он словно отдает себе отчет и ставит цели, строит план, как действовать, даже если мысли не облечены в слова, а возникают в расплывчатой и туманной форме образов памяти, желания и т. п. Чувственные представления (вызванные осязательными, зрительны-ми, вкусовыми ощущениями), закрепляются в понятиях, с помощью которых можно обучать, наставлять, передавать опыт. Понятия в свою очередь фиксируются в каком-либо характерном знаке (слове, звукосочетании, жесте, картинке). Интеллектуальная работа ведет от простых ощущений к созерцанию и представлению. По определению Э. Кассирера, культура выражается в творении определенных символических форм, определенных идеальных образных миров. Словом, человек выстраивает между собой и природой систему сим-волов, позволяющих ему осознавать и понимать окружающую дей-ствительность.

Некая врожденная потребность, «ментальная активность» (по Кассиреру, обусловленная Духом) заставляет человека создавать язык, творить миф, искусство, науку. Эти различные виды симво-лической деятельности составляют культуру и представляют собой не сводимые друг к другу, самостоятельные пути познания, способы восприятия, посредством которых описывается какая-либо сторона действительности. Все виды символической деятельности вместе в культуре создают целостный образ мира. Каждый вид деятельности создает свои знаковые формы. Наряду с миром языковых и понятий-ных знаков существует образный мир знаков, созданных искусством и мифом . Все знаки претендуют на объективность, в них закреплено определенное, устойчивое значение. Вместе с тем, знаки во всех ви-дах символической деятельности, будь то искусство, религия, язык, миф или наука, претерпевают в ходе своего развития определенные изменения.

Э. Кассирер пишет о трех этапах эволюции символических форм: миметический, аналогический и символический.

Например, мы легко воспринимаем изобразительное искусство, созданное художником-реалистом из другой страны, потому что живописный образ в этом случае является миметическим знаком, в котором отображаемый предмет похож сам на себя. При этом мы не сможем понять речь того же автора, если мы не обучены иностранному языку, на котором он говорит. Все три стадии, по мнению Э. Кассирера, проходят в своем развитии знаки, возникшие в любом виде деятельности: слова языка, письменные знаки, мате-матические символы.

Действительно, родители сначала учат детей считать с помощью вполне конкретных предметов, дети сла-гают, делят и отнимают конфеты, яблоки, игрушки. Затем на сме-ну реальным предметам приходят счетные палочки, заменяющие конфеты. И, в конце концов, дети овладевают цифрами (абстрактные символы), которые уже не обозначают ни конфеты, ни яблоки и апельсины, а являются абстрактным знаком для обозначения коли-чества предметов (любых), кстати, и не только предметов. В исто-рии живописи и скульптуры первичные миметические образы тоже дошли до стадии абстрактных символов. В религии и мифологии изначальные конкретные, очень чувственные знаки-образы богов (в облике животных или человека) позднее были заменены услов-ными обозначениями и отвлеченными символами (крест, круг).

Таким образом, в каждом виде символической деятельности складывается своя система знаков, с помощью которых описывается реальность. В рамках любого вида знаки проходят одни и те же ступени эволюции.

Миметическая стадия

Первая стадия названа миметической (от гр. «мимезис» — под-ражание). На этом этапе знаки еще не отошли от природных форм, близки им по начертанию (изобразительное искусство), по акустическому звучанию (звукоподражательная теория происхождения языка). Действительно, в первобытной наскальной живописи изображения очень реалистичны, они весьма точно воспроизводят облик животного. Между прочим, и письменные знаки первоначально представляют собой не аб-страктные символы — буквы, а рисунки, воспроизводящие по-нятие. Даже иероглифы близки к рисуночному письму, сохра-няющему сходство с реальным обликом предметов, которые они обозначают. Словом, знак похож на то, что он обозначает. Он выступает как обобщающее понятие, описывающее множество частных схожих, одинаковых предметов. Материал с сайта

Аналогическая стадия

Вторую стадию Э. Кассирер назвал «аналогической». На этом этапе знаки не повторяют прототип, словно зеркальное отра-жение. Но и сходства с обозначаемым предметом он полно-стью не утрачивает. В знаке фиксируется какая-либо наиболее значимая, наиболее выразительная деталь, способная вызвать в памяти по ассоциации или аналогии целостный образ само-го обозначаемого объекта. Так, в изобразительном наскальном искусстве вместо реалистичного изображения быка появляется более условное изображение головы с рогами. Здесь уже нет полного воспроизведения облика животного, в качестве знака выступает самая характерная для визуального восприятия де-таль. Иероглифические рисунки в письменности становятся на стадии аналогии более схематичными: обобщенный силуэт, от-сутствие деталей, преувеличение одной какой-либо черты. Сле-дует повторить однако, что по аналогии сознание схватывает связь с отображаемым объектом и устанавливает значение.

Символическая стадия

На последней стадии, названной Э. Кассирером собственно «символической», сходство с обозначаемым предметом утрачи-вается полностью. В самом знаке никакой связи с тем, что он означает, обнаружить не удается. Знаки-символы абстрактны, поэтому понять, прочитать их можно только при условии знания их расшифровки. То есть, необходимо специально обучаться их пониманию.

Ход развития знаков внутри каждой системы свидетельствует, что они становятся все более сложными, утрачивают сходство с обо-значаемыми объектами, становятся абстрактными, благодаря чему в один знак можно уместить несколько различных значений, иногда противоречивых. Символическая система поначалу выступает по-средником познания, помогая человеку понять природу, а затем, по мере усложнения и нагромождения символов, загораживает и отда-ляет его от истины. Э. Кассирер печалился, что культурные творения человечества, чем богаче и разнообразнее они становятся, все дальше уводят человека от «первоисточника его собственного бытия», то есть Бога. Чем сложнее символы в рамках каж-дого вида деятельности, тем менее доступными для понимания они становятся, что затрудняет общение Вопросы к этой статье:

В истории философии человека пытались понять с помощы психологической интроспекции. Э.Кассирер предложил в «Философии символических форм» альтернативный метод. Он исходит из предпосылки, что если существует какое-то определение природы или «сущности» человека, то это определение может быть понято только как функциональное, а не субстанциональное.

Отличительный признак человека -егодеятельность . «Фи­лософия человека», следовательно, такая философия, которая должна прояснить для нас фундаментальные структуры каждого из видов человеческой деятельности и в то же время дать возможность понять ее как органическоецепое .Язык , искусство , миф , религия - это не случайные, изолированные творения, они связаны общими узами. Что касается философии культуры, то она у Кассирера начинается с утверждения, что мир человеческой культуры не просто скопление расплывчатых и разрозненных фактов.

С эмпирической или исторической точки зрения кажется, будто достаточно собрать факты человеческой культуры, чтобы разгадать и сам феномен. Кассирер отдает предпочтение тезису о разорванности человеческой культуры, ее исходной разнородно­сти. Человеческую культуру в ее целостности можно, по Кас сиреру, описать как процесс последовательного самоосвобожде­ния человека. Язык, искусство, религия, наука -это различные стадии этого процесса.

Если Финк полагает, что культ, миф, религия, поскольку они человеческого происхождения, равно как и искусство, уходят своими корнями в бытийный феномен игры, то Кассирер выводит феномен культуры из факта несовершенства биологической природы человека. Человек утратил свою первоначальную приро­ду. Мы не можем сказать, почему это произошло. Ученые говорят о влиянии космических излучений или радиоактивности, месторождений радиоактивных руд, которые вызвали мутации в меха­низме наследственности. Сходный регресс -угасание, ослабление или утрата некоторых инстинктов -не является, вообще говоря, абсолютно неизвестным природному миру.

«Частичная утрата (ослабленность, недостаточность, поврежденность) коммуникации со средой обитания (дефект плана деятельности) и себе подобными (дефект плана отношений) и есть первоначальное отчуждение , исключавшее прачеловека из прир­одной тотальности. Данная коллизия глубоко трагична. Как трагедия она и осмыслена в мифе об изгнании перволюдей из рая, причем в мифе метафорически воплощено представление об Утрате как планадеятельности («съедение запретного плода»), так и плана отношений в сообществе («первородный грех»). «Изгнанный» из природной тотальности, ставший «вольноотпущенником природы», как назвал человека Гердер, прачеловек оказывается существом свободным, то есть способным игнорировать «мерки вида», преступать непреложные для «полноценных» животных табу, запреты, но лишь негативно свободным: не имеющим позитивной программы существования»(Вильчек Вс.) .

Социальность, культурные стандарты диктуют человеку иные, нежели биологическая программа, образы поведения. Инстинкты в человеке ослаблены, вытеснены чисто человеческими потреб­ностями и мотивами, иначе говоря, «окультурены». Дейст­вительно ли притупление инстинктов -продукт исторического развития? Новейшие исследования опровергают такой вывод. Оказывается, слабая выраженность инстинктов вызвана вовсе не развертыванием социальности. Прямая связь здесь отсутствует.

Человек всегда и независимо от культуры обладал «приглу­шенными» неразвитыми инстинктами. Виду в целом были при­сущи лишь задатки бессознательной природной ориентации, помогающей слушать голос земли. Идея о том, что человек плохо оснащен инстинктами, что формы его поведения мучительно произвольны, оказала огромное влияние на теоретическую мысль. Философские антропологи XXвека обратили внимание на извест­ную «недостаточность» человеческого существа, на некоторые особенности его биологической природы.

Например, А. Гелен полагал, что животно биологическая организация человека содержит в себе определенную «невосполненность». Однако тот же Гелен был далек от представления, будто человек на этом основании обречен, вынужден стать жертвой эволюции. Напротив, он утверждал, что человек не способен жить по готовым стандартам природы, что обязывает его искать иные способы существования. Сравним у Тютчева:

Иным достался от природы

Инстинкт пророчески слепой,-

Они им чуют -слышат воды

И в темной глубине земной…

Что касается человека как родового существа, то он был природно инстинктуально глух и слеп… Человек как биологическое существо оказался обреченным на вымирание, ибо инстинкты в нем были слабо развиты еще до появления социальной истории. Не только как представитель общества он был приго­ворен к поискам экстремальных способов выживания, но и как животное.

Однако природа способна предложить каждому живому виду ^цо^ество шансов. Оказался такой шанс и у человека. Не имея четкой инстинктуальной программы, не ведая, как вести себя в конкретных природных условиях с пользой для себя, человек бессознательно стал присматриваться кдругим животным, более прочно укорененным в природе. Он как бы вышел за рамки видовой программы. В этом проявилась присущая ему «особость»; ведь многие другие существа не сумели преодолеть собственную природную ограниченность и вымерли.

Но чтобы подражать животным, нужны какие-то проблески сознания? Нет, вовсе не нужны. Способность человека к подра­жанию не исключительна. Этот дар есть у обезьяны, у попугая… Однако в сочетании с ослабленной инстинктивной программой склонность к подражанию имела далеко идущие последствия. Она изменила сам способ человеческого существования. Стало быть, для обнаружения специфичности человека как живого существа важна не человеческая природа сама по себе, а формы его бытия.

Итак, человек неосознанно подражал животным. Это не было заложено в инстинкте, но оказалось спасительным свойством. Превращаясь как бы то в одно, то в другое существо, он в результате нетолько устоял, но постепенно выработал определен­ную систему ориентиров, которые надстраивались над инстинкта­ми, по-своему дополняя их. Дефект постепенно превращался в известное достоинство, в самостоятельное и оригинальное сред­ство приспособления к окружающей среде.

«Человек обречен на то, чтобы все время, -пишет Ю.Н. Да­выдов, -восстанавливать нарушенную связь с универсумом…». Восстановление этого нарушения есть замена инстинкта принци­пом культуры, то есть ориентацией на культурно значимые предметы. Концепция символического, игрового приспособле­ния к природному миру разработана в трудах Э.Кассирера. Отметим также, что социокультурная ориентация философии обострила интерес к категории символа, символического. Сим­волическое стало фундаментальным понятием современной философии наряду с такими, как наука, миф, телос, язык, субъект и т.п.

Поле исследований символического велико: философская герменевтика (Г.Гадамер), философия культуры (И.Хейзинга), философия символических форм (Э.Кассирер), архетипы кол­лективного бессознательного (К.Юнг), философия языка (Л.Витгенштейн, Ж.Лакан и др.). Исследования символического представлены в концепции символического интеракционизма (Дж.Мид, Г.Блумер, И.Боффман), где символическое рассмат­ривается как «обобщенный другой».

Кассирер намечает подступы к целостному воззрению на человеческое бытие как протекающее в символических фор­мах. Он обращается к трудам биолога И. Юкскюля, последо­вательного сторонника витализма. Ученый рассматривает жизнь как автономную сущность. Каждый биологический вид, раз­вивал Юкскюль свою концепцию, живет в особом мире, недоступном для всех иных видов. Вот и человек постигал мир по собственным меркам.

Юкскюль начинает с изучения низших организмов и после­довательно распространяет модели их на другие формы органи­ческой жизни. По его убеждению, жизнь одинаково совершенна всюду: и в малом и в великом. Каждый организм, отмечает биолог, обладает системой рецепторов и системой эффекторов. Эти две системы находятся в состояний известного уравновешивания.

Можно ли, спрашивает Кассирер, применить эти принципы к человеческому виду? Вероятно, можно в той мере, в какой он остается биологическим организмом. Однако человеческий мир есть нечто качественно иное, поскольку между рецепторной и эффекторной системами развивается еще третья система, особое соединяющее их звено, которое может быть названо символичес­кой вселенной. В силу этого человек живет не только в более богатом, но и качественно ином мире, в новом измерении реальности.

Животные реагируют на внешний стимул непосредственно, у человека же этот ответ должен подвергнуться еще мысленной обработке. Человек живет уже не просто в физической, но и символической вселенной . Это символический мир мифологии, языка, искусства и науки, который сплетается вокруг человека в прочную сеть. Дальнейший прогресс культуры только укрепляе эту сеть.

Кассирер отмечает символический способ общения с миром у человека, отличный от знаковых сигнальных систем, присущих животным. Сигналы есть часть физического мира, символы же, будучи лишенными, по мысли автора, естественного, или субстан­циального, бытия, обладают прежде всего функциональной цен­ностью . Животные ограничены миром своих чувственных вос­приятий, что сводит их действия к прямым реакциям на внешние стимулы. Поэтому животные не способны сформировать идею возможного. С другой стороны, для сверхчеловеческого интеллек­та или для божественного духа, как подмечает Кассирер, нет различия между реальностью и возможностью: все мысленное становится для него реальностью. И только в человеческом интеллекте наличествует как реальность, так и возможность.

Для первобытного мышления, считает Кассирер, весьма труд­но проводить различие между сферами бытия и значения, они постоянно смешиваются, в результате чего символ наделяется магической либо физической силой. Однако в ходе дальнейшего развития культуры отношения между вещами и символами проясняются, как проясняются и отношения между возмож­ностью и реальностью. С другой стороны, во всех тех случаях, когда на пути символического мышления выявляются какие либо препятствия, различие между реальностью и возможностью также перестает ясно восприниматься.

Вот откуда, оказывается, родилась социальная программа! Первоначально она возникала из самой природы, из попытки уцелеть, подражая животным, более укорененным в естественной среде. Потом у человека стала складываться особая система. Он стал творцом и создателем символов. В них отразилась попытка закрепить различные стандарты поведения, подсказанные други­ми живыми существами.

Таким образом, у нас есть все основания считать человека «незавершенным животным». Вовсе не через наследование бла­гоприобретенных признаков он оторвался от животного царства. Для антропологии ум и все, что его занимает, относится к области культуры. Культураже не наследуется генетически. Из приведен­ных рассуждений вытекает логический вывод: тайна культуроге неза коренится в формировании человека как символического животного.

Литература

Бородай Ю.М., Психоанализ и «массовое Искусством /Массовая куль тура: иллюзии и действительность, М., 1975, С,139-183.

Вильчек В.М., Прощание с Марксом: Алгоритмы истории.-М., 1993.

Гуревич П.С., Эрнст Кассирер: феноменология мифа /Философские науки, 1991, № 7, С.91‑97.

Гуревич П.С, Султанова М.А, Первооткрыватель философии символизма /Философские науки, 1993, № 4-6, С,100-116.

Тавризян Г.М, О.Шпенглер, И.Хейзинга: две концепции кризиса культуры, М., 1989.

Вопросы для повторения

1. В чем трудности орудийно эволюционной концепции культурогенез

2. Возможно ли объяснить культуру из натуралистических предпосылок?

3. Правда ли, что играть может только человек?

4. Отчего культура, возникнув из игры, отдалилась от нее?

5. Чем объясняется возникновение табу и тотемов в культуре?

6. Как можно раскрыть формулу: «человек - символическое животное»?

Животные и птицы символизируют инстинктивную жизнь; плодородие и изобилие; инстинктивные и эмоциональные порывы, которые необходимо обуздать, прежде чем вступать в сферу духовного; пассивное участие и животную природу людей: "невозможно найти животное, которое не имело бы хоть какого-то сходства с человеком".

Фигурки животных

Кот (кошка) – символ гармонии и покоя, талисман, охраняющий домашний очаг, женский оберег. Независимые, грациозные и изящные существа, символизирующие царственность, женственность и долголетие, а также домашний уют. Фигурки кошек - лучший подарок к новоселью, и в дом, где нужен комфорт и покой.
Существует огромное количество вариантов изображения кошек.
Традиционная индонезийская кошка объемная с лицевой стороны и плоская со спины с плотно прижатыми к телу лапами, выполняется в широкой цветовой гамме, иногда украшается тканью (батиком), скорлупой, ротанговой лианой либо бечевкой.
Следующий тип кошек – кошка, стоящая на четырех лапах с поднятым вверх хвостом. Часто его называют кот- «ювелир», поскольку длинный хвост используется как подставка-шест для колец. Поднятый вверх хвост у кота символизирует оптимизм и процветание.
Популярный тип котов – кот-рыбак. Форма сувенира позволяет усаживать его на краешек стола, полки или ниши. Кот-рыбак символизирует покой, размеренность и мудрость, присущую всем рыболовам. Отверстие для удочки можно использовать как подставку для ароматических палочек.
Коты, которые изображаются вдвоем или в n-ом количестве, символизируют любовь, дружбу и поддержку, кот с котенком является символом материнства и продолжения рода.
Коты также могут выступать в качестве подставки-зажима для книг, подставки для CD, подставки для салфеток или шкатулки.

Собака – символ верной дружбы, отзывчивости и преданности. Также она является охранным талисманом для ее обладателя. Олицетворяет верность, бдительность, знатность. Фигурки собак могут выступать в качестве подставки-шеста для колец, стойки для CD, пепельницы.

Корова – символ материнства и плодородия, доброты, спокойствия и гармонии с окружающим миром.

Свинья - символ богатства, плодородия и долголетия. Соответственно китайской мифологии свинья является хранительницей добрых снов.

Тигр – символ грации, уверенности, силы, целеустремленности и ловкости. Тигру свойственна хищная натура, он – добытчик, победитель и любимец женщин.

Лев – символ благородства, царственности, грации, вальяжности, силы и смелости. Он является талисманом сильных мира сего, прибавляя обладателю уверенности в собственных силах и удачи. Считается, что фигурка льва способствует обогащению владельца и повышает рейтинг его популярности.

Слон – символ богатства, власти, силы. Этот талисман символизирует непобедимость и защиту от негативных сил. Если композиция слонов представлены в виде пары или втроем, то она подразумевает любовь, семейные узы и счастье.
…Издавна считалось, что мир стоит на мощных телах слонов – добрую службу сослужила сила и внушительный вид этих животных. Слон с поднятым вверх хоботом находится в боевой позиции и является защитным талисманом для его обладателей.

Жираф – символ благородства и достоинства (благодаря своей осанке), любознательность и дальновидность (благодаря длинной шее).

Верблюд – символ выдержки, терпения, трудолюбия, способности преодолевать препятствия.

Лошадь – символ работоспособности, гордости, упорства в достижении цели, свободолюбия и стремительности.

Зебра – символ жизненной гармонии. Такую символику она получила благодаря особому окрасу шкуры: полоса белая, полоса черная.

Дракон – восточный символ абсолютной удачи и счастья. Так как дракон является сказочным существом, то он покровительствует мечтателям, людям с богатым внутренним миром и безграничной фантазией. Дракон симпатизирует смелым.

Мышь, крыса – «любимое животное Будды». Олицетворяет настырность, ловкость, хозяйственность и долголетие. Существует легенда о «ладонях Будды»:
…Однажды Будда решил наделить всех животных определенными качествами и
почестями. Животные выстроились в очередь соответственно росту и весу, вследствие чего бедная маленькая крыса оказалась последней. Расстроилась крыса, но не отчаялась. Бык в очереди был первым, поклонился Будде, и хитрая крыса не долго думая, ухватилась за его хвост, взбежала по спине и плюхнулась Будде прямо в ладони. Пораженный ловкостью крысы, Будда обожествил ее и выделил среди других, наделив даром долголетия и выживаемости.

Змея – на Востоке является символом мудрости, красоты и обновления (благодаря своему природному свойству сбрасывать кожу).

Лягушка – «Хранительница Богини озер» - символ ловкости, смелости и изобретательности. Является талисманом богатства, долголетия и процветания.

Черепаха – символ мудрости, долголетия и терпения. В древности считалось, что Земля стоит на черепахе, следовательно, она является символом силы, упорства и терпимости. Черепаха может быть представлена в виде пепельниц, подсвечников, подставок для бутылок или элемента декора сувениров.

Ящерица, варан – являются хранителями домашнего очага и защитными талисманами для дома. Благодаря природным качествам они олицетворяют ловкость, выносливость и способность приспосабливаться к окружающей обстановке. В Египте ящерица олицетворяла молчание. В греческом символизме ящерица означала божественную мудрость и удачу.

Рыба – символ истины и финансового успеха. Рыбы символизируют знания и мудрость. Фигурки рыб (особенно популярны коралловые рыбки) очень оригинальны по тонкости резьбы и яркости окраса.

Обезьяна – символизирует хитроумие и защиту от неудач. Три обезьяны с прикрытыми глазами, ушами и ртом означают следующее: "Не вижу зла, не слышу зла, не говорю о зле", и являются благожелательным и охранным символом. Они являються спутниками бога Ваджраякши, в функции которого входила защита людей от духов, болезней и злых демонов.

Фигурки птиц

Птицы являются олицетворением полета души, любви, счастья, а также вдохновляют на развитие, процветание и возвышение над неудачами. Цапли и фламинго особенно популярны у резчиков деревянной скульптуры и очень удачны для подарков, как символ утреней зари, продолжения жизни и долголетия.

Сова – символ терпения, мудрости и долголетия. Иногда они могут быть представлены в виде зажимов для книг.

Утка – символ семейного счастья, любви, верности и покоя. Утка-мандаринка (в шапочке с острыми шпилями) символизирует богатство, процветание и благополучие.

Петух – восточный символ красоты и разностороннего развития.

Пеликан – символ зажиточности, бережливости благодаря вместительному клюву.

Цапля – символ любви и счастья в семейной жизни. Эта символика возникла благодаря китайской легенде о богине любви и счастья Аматэрасу, одежда которой была украшена изображениями птиц – цапель и журавлей. Цапля является тотэмным животным Аматэрасу. Птица ногами ходит по болоту, что символизирует будни семейной жизни, а крылья ей даны для полета – полета души и сердца, следовательно для любви.

Птица удачи – состоит из металлической головы на пружине и тела из неочищенного кокосового ореха на металлических ногах с хвостом из проволоки. Символизирует творческий потенциал, счастье и удачу.

Тукан - птица, приносящая своему хозяину удачу. Туканов всегда изображают
смотрящим левым глазом (символ удачи).

Журавль - в Китае и Японии журавль символизирует долголетие, мудрость, преданность, честь. Согласно легенде, журавли собираются в круг для защиты своего короля, при этом одной ногой они стоят на земле, а другой сжимают камень: если журавль засыпает, камень падает и будит его, - именно благодаря этому журавль считается также персонификацией бдительности (эпизод с камнем восходит к работам Аристотеля).
В Китае изображение журавля, летящего к Солнцу, - символ общественных устремлений, его белоснежное тело - чистоты, красная голова - огня жизни.
В Японии журавль прежде всего символ мудрости.
В Египте двухголовый журавль - символ процветания.
В Древней Греции крики журавля во время миграции возвещали время весеннего сева и начала уборки урожая.

Какаду - попугаев люди держат в неволе с глубокой древности и очень ценят. Пионерами тут были, вероятно, древние индийцы, в чьем представлении каждый благородный человек должен был научить говорить хотя бы одного попугая. Европейцы впервые познакомились с попугаями в Индии. Первыми были воины Александра Македонского. Птицы быстро завоевали популярность в Греции, а позднее и в Риме. С наступлением средних веков сведения о ручных попугаях в Европе исчезают и появляются вновь во времена Крестовых походов (11-13 века). Удивительные способности попугаев к подражанию человеческой речи произвели впечатление на Западную церковь, и попугаев объявили стоящими к Богу ближе, чем другие животные. С завоеваниями эпохи географических открытий появились новые виды попугаев из Нового Света. Эти птички попали «в моду», их чучелами украшали высокие прически, неразлучников, как символ верности, непременно дарили возлюбленным. В России в наше время наблюдается настоящий бум увлечения попугаями.
Орел – в Китае означает Солнце, власть, воителя, храбрость, упорство, острое зрение, бесстрашие.

Можно говорить об эволюции сознания, необязательно связывая себя с Ч.Дарвином. Рассудок создает не только орудия. Он одухотворяет судьбу, ценность, намерение. Ч.Дарвин пытался отогнать эти три сомнительные фигуры от науки. Ортодоксальная биология изображала эволюцию исключительно как дело случая и ненаправленного отбора. Этот заведомо бессмысленный, ценностно нейтральный процесс основывается в дарвинизме на беспорядочных явлениях и сохраняет в своем саморазвитии лишь благоприятные физические атрибуты.

Вот почему многие философы пытались придать эволюции некий смысл. Так, Ф.Ницше и А.Бергсон придавали эволюционной драме этическую ценность и характер великолепного проекта. Оба философа (совместно с Шоу и виталистической школой, следовавшей за Бергсоном) основывались главным образом на теории эволюции Ламарка, основного противника Дарвина в биологии на протяжении всего XIX в. Ламарк поставил обновляющее устремление в центр своих размышлений об изменении, полагая, что растительные и животные формы рождаются не случайно и бессмысленно, а влекутся “внутренним чувством” к развитию необходимых им органов и способностей. Эти приобретенные характеристики они передают потомству.

Свободно импровизируя на темы Ламарка, Ф.Ницше утверждал, что эволюция ведет за пределы физической адаптации к творческому превосходству, значительно более великому, к сверхчеловеку. Он является тираном-артистом и первопроходцем самоосуществления. А.Бергсон верил в то, что под влиянием “жизненного порыва” эволюция, с трудом преодолевая сопротивление материи, движется в направлении высшего философского просветления. Вселенная, стало быть, превращается в “машину для производства богов”.

По мнению З.Фрейда, человек обладает свойством, которого нет в животном мире. Но это качество не прирожденно человеку, не соприродно ему. Оно возникает неожиданно, случайно, но не бессмысленно, потому что в самой природе человека заложена возможность такого благоприобретения. Речь идет о совести как даре, выделившем человека из царства животных.

Фрейд выводил феномен совести из первородного греха, совершенного пралюдьми, - убийства первобытного “отца” (тотема). Сексуальное соперничество детей с отцом привело к тому, что они у истоков истории решили избавиться от него. Вот почему дети убили главу рода, а затем закопали его. Однако этот поступок не прошел для них бесследно. Страшное преступление пробудило раскаяние. Дети поклялись никогда больше не совершать таких деяний. Так произошло, по Фрейду, рождение человека из животного.

Но как могло проявить себя чувство, которое прежде не было свойственно человеку? На этот вопрос Фрейд отвечает: “Я должен утверждать, как бы парадоксально это ни звучало, что чувство вины существовало до проступка... Людей этих с полным правом можно было бы назвать преступниками вследствие сознания вины” [Фрейд З. и др. Психоанализ и учение о характерах. - М., 1923. С.190]. По убеждению Фрейда, темное ощущение изначальной вины имело своим источником “комплекс Эдипа”.



Врожденное бессознательное влечение вызывало грех, который оказался поворотным пунктом в антропогенезе, перводвигателем человеческой истории. Фрейд подчеркивал, что “совесть, теперь являющаяся наследственной душевной силой, приобретена человечеством в связи с комплексом Эдипа” [Фрейд З. и др. Психоанализ и учение о характерах. - М., 1923. С.191]. Совершив коллективное преступление, пралюди соорганизовались в экзогамный род, то есть обрели способность к социальной жизни, что и содействовало превращению животного в человека.

Пожалуй, стремление Фрейда преодолеть эволюционно-орудийную концепцию антропогенеза заслуживает внимания. Он пытается подойти к этой проблеме через истолкование психической деятельности прачеловека, подчеркивая принципиальное отличие животного как существа, не обладающего феноменом совести. Эволюция, таким образом, выглядит как процесс, в ходе которого выявляется нечто радикально иное, хотя и заложенное в поступательном движении живой материи.

Фрейд считал, что ему удалось найти источник социальной организации, моральных норм и, наконец, религии в акте отцеубийства. В первобытной орде, как он полагал, вся власть принадлежала отцу, который не допускал к женщинам подраставших сыновей. Однажды изгнанные сыновья объединились, убили и съели отца. “Тотемное пиршество, - писал Фрейд, - быть может, первое празднество, которое стал отмечать человек, служит воспоминанием об этом преступном деянии” [Фрейд З. Тотем и табу. - М., 1990]. Поскольку бог для Фрейда не что иное, как сублимированный физический отец, то сам бог убивался и приносился в жертву на тотемных пиршествах. “Это убийство бога-отца есть первородный грех человечества. Эта вина и искупается затем жертвенной смертью Иисуса Христа” [Там же], - писал З.Фрейд.

Достоверна ли прежде всего этнографическая версия Фрейда? Этнологи того времени - от У.Риверса до Ф.Боаса, от А.Кребера до Б.Малиновского - отвергали гипотезу основоположника психоанализа. Они отмечали, что тотемизм не является древнейшей формой религии, что он не универсален и далеко не все народы прошли через тотемическую стадию, что среди нескольких сот племен Фрезер нашел только четыре, в которых совершалось бы ритуальное убийство тотема и т.д. Вся эта критика не произвела никакого впечатления ни на Фрейда, ни на его последователей [См.: Элиаде М. Оккультизм, колдовство и культурные моды // Рациональное и иррациональное в современном сознании. Вып. 4. - М., 1987. С.97-98].

Первобытный грех Фрейд связывает с происхождением амбивалентной психики социальных существ. Но ведь если бы этой амбивалентной психики не было до “греха”, значит, не было бы и никакого греха, подчеркивает Ю.М.Бородай. Были бы просто звери, пожирающие друг друга “без зазрения совести”. “Фрейд пытался генетически объяснить социальную психику человека (совесть), но он целиком остался внутри магических кругов этой раздвоенной психики - самосознания, обреченного “из кожи вон лезть”, пытаясь распутать клубок враждующих вожделений, подглядывать внутрь себя, противопоставлять себя самому себе в качестве внешней цели и подавлять в себе внутреннего врага этого созидания, вновь низвергаться в хаос и возрождаться вновь” [Бородай Ю. Психоанализ и “массовое искусство” // Массовая культура: иллюзии и действительность. - М., 1975. С.167].

Психика человека еще на животной стадии амбивалентна. Фрейд подчеркивает, что мы ничего не знаем об этой амбивалентности. Коли так, неясно, какова реальная причина тех действий прачеловека, которая привела к появлению феномена совести. Если же не удается объяснить генезис нравственности, то и теория антропогенеза оказывается абстрактной. Ведь она целиком строится на факте благоприобретения совести.

Э.Кассирер: “Человек - символическое животное”

Человек утратил свою первоначальную природу. Мы не можем сказать, почему это произошло. Ученые говорят о влиянии космических излучений или радиоактивности месторождений радиоактивных руд, которые вызвали мутации в механизме наследственности. Сходный регресс - угасание, ослабление или утрата некоторых инстинктов - не является, вообще говоря, абсолютно неизвестным природному миру.

“Частичная утрата/ослабленность, поврежденность коммуникации со средой обитания (дефект плана деятельности) и себе подобными (дефект плана отношений) и есть первоначальное отчуждение , исключающее прачеловека из природной тотальности. Данная коллизия глубоко трагична. Как трагедия она и осмысленна в мифе об изгнании перволюдей из рая, причем в мифе метафорически воплощено представление об утрате как плана деятельности (“съедение запретного плода”), так и плана отношений в сообществе (“первородный грех”). “Изгнанный” из природной тотальности, ставший “вольноотпущенником природы”, как назвал человека Гердер, прачеловек оказывается существом свободным, то есть способным игнорировать “мерки вида”, преступать непреложные для “полноценных” животных табу (запреты) но лишь негативно свободным, не имеющим позитивной программы существования” [Вильчек В.М. Алгоритмы истории. - М., 1989. С.13.].

Социальность, культурные стандарты диктуют человеку иные образы поведения. Инстинкты в человеке ослаблены, вытеснены чисто человеческими потребностями и мотивами, иначе говоря, “окультурены”. Действительно ли притупление инстинктов - продукт исторического развития? Новейшие исследования опровергают такой вывод. Оказывается, слабая выраженность инстинктов вызвана вовсе не развертыванием социальности. Прямая связь здесь отсутствует.

Человек всегда и независимо от культуры обладал “приглушенными” неразвитыми инстинктами. Виду в целом были присущи лишь задатки бессознательной природной ориентации, помогающей слушать голос земли. Идея о том, что человек плохо оснащен инстинктами, что формы его поведения мучительно произвольны, оказала огромное влияние на теоретическую мысль. Философские антропологи XX века обратили внимание на известную “недостаточность” человеческого существа, на некоторые особенности его биологической природы.

Например, А.Гелен полагал, что животно-биологическая организация человека содержит в себе определенную “невосполненность”. Однако тот же Гелен был далек от представления, будто человек на этом основании обречен, вынужден стать жертвой эволюции. Напротив, он утверждал, что человек не способен жить по готовым стандартам природы, что обязывает его искать иные способы существования.

Сравним у Ф.Тютчева:

Иным достался от природы

Инстинкт пророчески-слепой, -

Они им чуют - слышат воды

И в темной глубине земной...

[Тютчев Ф. Стихотворения. - Петрозаводск, 1983. С.119]

Что касается человека как родового существа, то он был природно, инстинктуально глух и слеп. Человек как биологическое существо оказался обреченным на вымирание, ибо инстинкты в нем были слабо развиты еще до появления социальной истории. Не только как представитель общества он был приговорен к поискам экстремальных способов выживания. В роли животного он был осужден на гибель.

Однако природа способна предложить каждому живому виду множество шансов. Оказался такой шанс и у прачеловека. Не имея четкой инстинктуальной программы, не ведая, как вести себя в конкретных природных условиях с пользой для себя, человек бессознательно стал присматриваться к другим животным, более прочно укорененным в природе. Он как бы вышел за рамки видовой программы. В этом проявилась присущая ему “особость”: ведь многие другие существа не сумели преодолеть собственную природную ограниченность и вымерли.

Но чтобы подражать животным, нужны какие-то проблески сознания? Нет, вовсе не нужны. Способность человека к подражанию не исключительна. Этот дар есть у обезьяны, у попугая. Но в сочетании с ослабленной инстинктивной программой склонность к подражанию имела далеко идущие последствия. Она изменила сам способ человеческого существования. Стало быть, для обнаружения специфичности человека как живого существа важна не человеческая природа сама по себе, а формы его бытия.

Итак, человек неосознанно подражал животным. Это не было заложено в инстинкте, но оказалось спасительным свойством. Превращаясь как бы то в одно, то в другое существо, он в результате не только устоял, но постепенно выработал определенную систему ориентиров, которые надстраивались над инстинктами, по-своему дополняя их. Дефект постепенно превращался в известное достоинство, в самостоятельное и оригинальное средство приспособления к окружающей среде.

“Человек обречен на то, - пишет Ю.Н.Давыдов, - чтобы все время восстанавливать нарушенную связь с универсумом...” [См.: Неомарксизм и проблемы социологии культуры. - М., 1978. С.338]. Восстановление этого нарушения есть замена инстинкта принципом культуры, то есть ориентацией на культурно-значимые предметы. Концепция символического, игрового приспособления человека к природному миру разработана в трудах Э.Кассирера.

Кассирер намечает подступы к целостному воззрению на человеческое бытие как протекающее в символических формах. Он обращается к трудам биолога И.Юкскюля, последовательного сторонника витализма. Ученый рассматривает жизнь как автономную сущность. Каждый биологический вид, развивал Юкскюль свою концепцию, живет в особом мире, недоступном для всех иных видов. Вот и человек постигал мир по собственным меркам.

Юкскюль начинает с изучения низших организмов и распространяет их последовательно на все формы органической жизни. По его убеждению, жизнь совершенна всюду - она одинакова и в малом, и в великом. Каждый организм, отмечает биолог, обладает системой рецепторов и системой эффекторов. Эти две системы находятся в состоянии известного уравновешивания.

Можно ли, спрашивает Кассирер, применить эти принципы к человеческому миру? Вероятно, можно в той мере, в какой он остается биологическим организмом. Однако человеческий мир есть нечто качественно иное, поскольку между рецепторной и рефлекторной системами у него развивается еще третья система, особое соединяющее их звено, которое может быть названо символической вселенной. В силу этого человек живет не только в более богатом, но и качественно ином мире, в новом измерении реальности.

Животные непосредственно реагируют на внешний стимул, у человека же этот ответ должен подвергнуться еще мысленной обработке. Человек живет уже не просто в физической, но и в символической вселенной. Этот символический мир мифологии, языка, искусства и науки, который сплетается вокруг человека в прочную сеть. Дальнейший прогресс культуры только укрепляет эту сеть.

Кассирер отмечает символистический способ общения с миром у человека, отличный от знаковых сигнальных систем, присущих животным. Сигналы есть часть физического мира, символы же, будучи лишенными, по мысли автора, естественного или субстанционального бытия, обладают прежде всего функциональной ценностью. Животные ограничены миром своих чувственных восприятий, что сводит их действия к прямым реакциям на внешние стимулы. Поэтому животные не способны сформировать идею возможного. С другой стороны, для сверхчеловеческого интеллекта или для божественного духа, как подмечает Кассирер, нет различия между реальностью и возможностью: все мысленное в силу самого акта мышления для него становится реальностью, так как реализуется во всех своих возможных потенциях. И только в человеческом интеллекте наличествуют как реальность, так и возможность.

Для первобытного мышления, считает Кассирер, весьма трудно проводить различие между сферами бытия и значения, они постоянно смешиваются, в результате чего символ наделяется магической либо физической силой. Однако в ходе дальнейшего развития культуры отношения между вещами и символами проясняются, как проясняются отношения между возможностью и реальностью. С другой стороны, во всех тех случаях, когда на пути символического мышления выявляются какие-либо препятствия, различие между реальностью и возможностью также перестает ясно восприниматься.

Вот откуда, оказывается, родилась социальная программа! Первоначально она складывалась из самой природы, из попытки уцелеть, подражая животным, более укорененным в естественной среде. Потом у человека стала складываться особая система. Он стал творцом и создателем символов. В них отразилась попытка закрепить различные стандарты поведения, подсказанные другими живыми существами.

Таким образом, у нас есть все основания считать человека “незавершенным животным”. Вовсе не через наследование благоприобретенных признаков он оторвался от животного царства. Для антропологии ум и все, что его занимает, относится к области “культуры”. Культура же не наследуется генетически. Из логики приведенных рассуждений вытекает следующее: тайна антропогенеза коренится в формировании человека как символического животного.